МАМТ ВЫПУСТИЛ НОВУЮ ТАНЦЕВАЛЬНУЮ «ОБОЙМУ»
Лоран Илер – второй француз после Петипа, возглавивший российскую балетную труппу, продолжает приобщать Музыкальный театр им. Станиславского и Немировича-Данченко к достижениям мировой балетной сцены. Последняя премьера МАМТа «Ингер / Браун / Прельжокаж» объединяет постановки совершенно разных хореографов, отличающиеся невероятным лексическим разнообразием.
Впрочем, труппа театра давно заработала репутацию «полиглота». Здесь первыми в России станцевали балеты Иржи Килиана, Йормо Эло, погрузились в изысканную атмосферу балетов «В лесу» и «За Вас приемлю смерть» Начо Дуато и справились с хореографией Фредерика Аштона, Кеннета Макмиллана, Джерома Роббинса…
С приходом Лорана Илера репертуар пополнился постановками Сержа Лифаря, Уильяма Форсайта, Джорджа Баланчина, Пола Тейлора, Жака Гарнье, Марко Гёке, Охада Нахарина.
И вот теперь театр выпустил новую танцевальную обойму. Из этой троицы «Ингер / Браун / Прельжокаж» у нас в стране наиболее известен последний – Анжелен Прельжокаж, чьи постановки неоднократно приезжали на гастроли в Россию. На сцене Мариинки многие годы идет его культовый «Парк», а для артистов Большого театра в 2009 году французский хореограф поставил «А дальше – десятилетие покоя», взяв за основу, ни больше ни меньше, «Откровение Иоанна Богослова».
Имя авангардистки Триши Браун на слуху у отечественных поклонников балета. Правда, непосредственно с хореографией легендарной дамы в России знакомы мало. В нашу страну компания приезжала дважды, но довольно давно. В последний раз почти двадцать лет назад в рамках фестиваля DanceInversion – главного российского просветителя в области современного танца.
Хотя «Прогулка сумасшедшего» Ингера, которой начинается вечер, год назад участвовала в Петербургском фестивале Dance Open в исполнении артистов словенского Театра Марибора, ее автора в России почти не знают.
Йохан Ингер – танцовщик с классическим бэкграундом – экс-солист Шведского Королевского балета, увлекшийся творчеством Иржи Килиана, и поступивший в руководимый им NDT I, где в рамках Хореографической Лаборатории и осуществил свои дебютные постановки. Затем пять лет руководил знаменитым Кульберг-балетом. После чего, оставив этот пост, занялся исключительно постановочной деятельностью. На сегодня Ингер – один из самых известных и востребованных хореографов мира.
«Прогулка сумасшедшего» – столь же серьезна, сколь иронична, что вообще в русле шведской танцевальной культуры. Не просто юмор, а сарказм присущ постановкам великого Матса Эка. Изысканно остроумны работы Александра Экмана, кстати, начавшего ставить в Кульберг-балете, как раз, в годы руководства Ингера.
«Прогулка» начинается с появления из оркестровой ямы странного мужчины, которой медленно направляется к расположенному на сцене забору, а затем шмыгает в калитку, неизвестно откуда взявшуюся в, казалось бы, глухой стене, из проемов коей в дальнейшем будут появляться и другие персонажи. Высокая дощатая ограда будет менять форму, складываться, разламываться и снова смыкаться. О нее будут биться, как о неодолимую преграду, ее будут оседлывать, с нее будут прыгать вниз, по ней будут карабкаться вверх. Все танцевальные композиции, все действия десяти танцовщиков так или иначе связаны с этим заграждением, то ли символизирующим стену непонимания между людьми, то ли обозначающим, что слишком многое остается сокрытым от наших глаз. Танцевально-сложные дуэты, таинственны и в плане расшифровки взаимоотношений партнеров.
Впрочем, музыкальное сопровождение – давно ставшее хитом равелевское «Болеро», своим ритмом вечного движения, придает всему происходящему особый смысл. Общий танец, соло, дуэты (три из которых структурообразующие) пронизаны вирусом безумия и «отвязной» свободы. Резкие движения, переходящие в плавные, высокие поддержки и валяние по полу, ярость и нежность – спонтанны и лишены обыденной логики. Вот экстремальный танец четверки танцовщиков, завершающийся тем, что кавалеры сажают даму на вершину стены. Или все десять исполнителей лихо отплясывают на упавшем заборе… И все это – увлеченно темпераментно с огромным энтузиазмом и актерской отдачей. Особенно хорош финальный дуэт Оксаны Кардаш и Ивана Михалева, резко отличающийся от остального действа подлинным лиризмом. Несмотря на определенную эксцентричность этого адажио (партнерша пролезает под ногами стоящего партнера или топчется у него на спине) он овеян теплом и нежностью, коими эта завершается сумасшедшая прогулка, очевидно, по заколкам нашего подсознания.
Совершенно в другую атмосферу погружает «О, сложная!» Триши Браун на музыку Лори Андерсон. Премьера состоялась 2004 году на сцене Парижской Оперы и сильно отличается от представлений о хореографии великой американки, начинавшей как постмодернистка. Браун заставляла своих артистов ходить по стене и танцевать на крышах с прикрепленными к телу проекторами, занималась «жесткими импровизациями», исследовала проблему гравитации в знаменитом цикле «Пьесы с оборудованием», используя для этого веревки, кабели и тросы. Изучала движение с точки зрения его «аккумуляции». Отголоски этих изысканий резонируют в прекрасном по строгости своей геометрии трио, сочиненном для этуалей парижской Оперы – Орели Дюпон, Николя Ле Риша и Мануэля Легри.
На создание балета Браун вдохновила «Ода птице» польского поэта Чеслава Милоша, текст которой звучит, как молитва – безинтонационно и в то же время проникновенно. Почти неоклассический балет, где одетые во все белое артисты существуют автономно не только в соло, но в дуэтах и трио, великолепен в своей отстраненной красоте. Но… от безупречно-точных, словно выточенных тонким резцом композиций, и высоких поддержек, когда партнеры, как птицу, возносят партнершу к небесам, веет холодом. И Валерия Муханова, Сергей Мануйлов и Дмитрий Соболевский чутко улавливают эту безучастную интонацию…
Завершающая вечер «Свадебка» переносит зрителя в безудержную стихию необузданного танца. Оказалось, что «русские хореографические сцены с музыкой и пением» могут прекрасно существовать вне национального контекста, из которого их изымает Прельжокаж. Он не погружает действие ни в какую определенную среду, создавая обобщенный образ свадьбы, где женщины всегда ощущает себя жертвой насилия. А мужчины – брутальны и самоуверенны. Все это ярко передано «жестчайшим» contemporary dance, где каждое движение – вызов. И представительницы прекрасного пола его принимают с какой-то мазохистской готовностью, идя на встречу судьбе.
Только у одной из девушек (а все они здесь – невесты) постоянно подкашиваются ноги и она, как подстреленная, валится на пол… Других наземь безжалостно швыряют партнеры. Но еще более грубы (как юноши, так и сами барышни) с облаченными в фату огромными куклами невест: их мнут, подбрасывают, топчут. Но… «причитания» солистов и хора, расположившихся прямо на сцене, приподнимают действие над обыденностью, придавая ему театральность. Яркость густо насыщенной энергией безудержной пляски, в сочетании с какой-то особой актерской легкостью станиславцев, трансформируется в едва ли не в «осанну» всепобеждающей силе танца. Собственно, как и весь вечер, восхваляющий искусство Терпсихоры во всех его разнообразных проявлениях.